— Вас не было, когда мы ездили в Ховассхютту, — сказала она, чтобы сменить тему.
— Разве? — Опять поросячий смех. — Наверное, у меня был выходной. Отгул. С вами ездил Юсси.
— Да, — признала она тихо. — Он был с нами.
Налетел порыв ветра, и она отвела голову, когда ветка оцарапала ей лицо. Бернтсен шел за ней следом или он пришел сюда раньше?
Кайя хотела спросить у него, но он уже скрылся. Она посветила между деревьями. Бернтсен исчез.
Было два часа ночи, когда она припарковалась на улице, вошла в ворота и поднялась по лестнице к желтому дому. Нажала на кнопку над разрисованной керамической плиткой, на которой каллиграфическим почерком было выведено: «Семья Холе».
Когда она позвонила в третий раз, то услышала тихое покашливание, обернулась и успела увидеть, как Харри засовывает табельный револьвер назад за ремень. Как он появился из-за угла дома, она не заметила.
— Что случилось? — в ужасе спросила она.
— Просто меры предосторожности. Тебе следовало позвонить и предупредить, что приедешь.
— А что, мне не… следовало приезжать?
Харри поднялся мимо нее по лестнице и отпер дверь. Она вошла за ним, обхватила его сзади руками, прижалась к спине и толкнула дверь каблуком, чтобы та закрылась. Он высвободился, повернулся к ней, хотел что-то сказать, но она остановила его поцелуем. Жадным поцелуем, который требовал ответа. Она сунула свои холодные руки ему под рубашку, кожа была горячая, и она поняла, что он прямо из постели, вытащила у него из-за пояса револьвер и с тяжелым стуком положила его на столик в прихожей.
— Я хочу тебя, — прошептала она, куснула его за ухо и засунула руку ему в штаны. Его член был теплым и мягким.
— Кайя…
— Я получу тебя?
Ей показалось, что он на мгновение заколебался, уловила какое-то отторжение. Обхватив другой рукой его шею, она заглянула ему прямо в глаза:
— Ну пожалуйста…
Он улыбнулся. И мышцы его расслабились. И он поцеловал ее. Бережно. Бережнее, чем ей хотелось. Она застонала в истоме, стала расстегивать пуговицы у него на брюках. Грубо обхватила его член, не двигая рукой, только чувствовала, как он растет.
— Черт тебя дери, — простонал он и поднял ее на руки. Понес по лестнице. Ногой открыл дверь в спальню и положил ее на кровать. Со стороны матери. Она откинула голову, закрыла глаза, чувствовала, как он стаскивает с нее одежду, быстро и решительно. Ощутила тепло, которое излучало его тело за секунду до того, как он опустился на нее и с силой раздвинул ее бедра. Да, подумала она. Черт меня дери.
Она лежала, прижавшись щекой и ухом к его груди, и слушала удары его сердца.
— А о чем ты думал? — прошептала она. — Когда ты там лежал и знал, что умрешь?
— Что я буду жить, — ответил Харри.
— Только это?
— Только это.
— И не о том, что ты… встретишься с теми, кого любил?
— Нет.
— А я думала. Было так странно. Я боялась, что что-то сломалось. А потом страх прошел, и вместо этого стало так спокойно. Я просто уснула. А потом появился ты. И разбудил меня. Спас меня.
Харри протянул ей свою сигарету, она затянулась. Хихикнула:
— А ты ведь герой, Харри. Настоящий, каким медали дают. А ведь так и не подумаешь, правда?
Харри покачал головой:
— Поверь мне, дорогая, я думал только о себе. Пока я не добрался до очага, и мысли о тебе не было.
— Ну да, но, когда ты там оказался, у тебя все равно было мало воздуха. И ты знал, что, если раскопаешь меня, нам его понадобится вдвое больше.
— Ну что тут скажешь? Вот такая я щедрая душа.
Она, смеясь, толкнула его в грудь:
— Герой!
Харри глубоко затянулся:
— А может, это было желание выжить, которое обмануло совесть.
— Что ты имеешь в виду?
— Тот, кого я нашел первым, был еще так силен, что вцепился в палку, не хотел ее отдавать, и ему это почти удалось. Я понял, что это наверняка Колкка и что он жив. Знал, что счет идет на секунды, но вместо того, чтобы откапывать его, тыкал в снег палкой, пока не нашел тебя. Ты не двигалась. Я решил, что ты умерла.
— И?
— И может быть, в глубине души я подумал, что если сначала откопаю тебя, мертвую, то тот, кто еще жив, за это время умрет. И таким образом весь воздух достанется мне. Трудно сказать, что нами движет.
Она молчала. За окном послышался звук мотоцикла, потом пропал. Мотоцикл в феврале. А сегодня он видел перелетную птицу. Все сбилось с ритма.
— Ты всегда так много думаешь? — спросила она.
— Нет. Может быть. Не знаю.
Она прижалась к нему еще теснее:
— А сейчас о чем думаешь?
— Как он может знать то, что знает?
Она вздохнула:
— Наш убийца?
— И почему он играет со мной? Зачем посылает мне часть тела Тони Лейке? Как он рассуждает?
— И как ты собираешься это выяснить?
Он потушил сигарету в пепельнице на тумбочке. Глубоко вдохнул и хрипло и долго выдыхал.
— То-то и оно. Мне приходит в голову только один способ. Я должен поговорить с ним.
— С ним? С Кавалером?
— С таким же, как он.
Засыпая, он видел сон. Он смотрит на гвоздь. Гвоздь торчит из головы мужчины. Но лицо знакомое. Известный портрет, который он столько раз видел. Тут во рту у Харри взорвалось инородное тело, и он вздрогнул. Он спал.
Глава 70
Мертвая зона
Харри шел по больничному коридору в сопровождении одетого в гражданское охранника. Врач обгоняла их на два шага. Она рассказала Харри о состоянии пациента, подготовила к тому, что ему предстояло увидеть.
Они подошли к двери, и охранник открыл ее. За дверью еще на несколько метров тянулся коридор. В левой стене было три двери. Перед одной из них стоял другой охранник, уже в форме.
— Он не спит? — спросила врач, пока охранник в форме обыскивал Харри. Служащий кивнул, выложил все содержимое карманов Харри на стол, отпер дверь и отступил в сторону.
Врач дала Харри знак подождать снаружи и вошла в палату вместе с охранником. И сразу же вышла.
— Максимум пятнадцать минут, — сказала она. — Ему лучше, но он все еще слаб.
Харри кивнул. Вздохнул. И вошел.
Он остановился за дверью и услышал, как она закрылась за ним. Шторы опущены, в комнате темно, включена лишь лампа над кроватью. Свет падал на человека, который полусидел в кровати, наклонив голову, длинные волосы свисали ему на плечи.
— Подойди поближе, Харри. — Голос изменился, стал похож на жалобный скрип плохо смазанных дверных петель. Но Харри узнал его, и по спине пробежал холодок.
Он подошел к кровати и сел рядом на стул. Мужчина поднял голову. И у Харри перехватило дыхание.
Лицо Снеговика как будто залили жидким воском. Оно застыло и превратилось в слишком тесную для него маску: кожа натянулась на лоб и подбородок, так что рот превратился в крохотную безгубую дыру среди окостеневших тканей. Смех его был беззвучен — два коротких толчка воздуха.
— Что, не узнаешь меня, Харри?
— Узнаю глаза, — сказал Харри. — Этого достаточно. Это ты.
— Есть какие-нибудь новости о… — Крошечный, сжатый в куриную гузку рот попытался растянуться в улыбке. — …нашей Ракель?
Харри готовился к этому, настроил себя, как боксер настраивается на боль. Но все равно ее имя в его устах заставило его стиснуть кулаки.
— Ты согласился поговорить об одном человеке. Человеке, который, как мы думаем, похож на тебя.
— На меня? Надеюсь, он покрасивее будет. — Снова два сотрясения воздуха. — Странно, меня моя внешность раньше никогда не волновала, Харри. Я думал, что самое ужасное в этой болезни — боль. Но знаешь, что на самом деле ужаснее всего? Разложение. Смотреть на себя в зеркале и видеть, как растет этот монстр. Мне здесь по-прежнему разрешают ходить в туалет одному, но я стараюсь избегать зеркал. Ведь я же был красив, ты знаешь.
— Ты прочитал то, что я тебе послал?
— Пришлось сделать это тайком. Доктор Айболит считает, что мне вредно напрягаться. Инфекции. Воспаления. Температура. Ее искренне беспокоит состояние моего здоровья, Харри. Это даже удивительно, учитывая то, что я сделал, верно? Лично меня больше интересует смерть. Именно в этом я, по правде говоря, завидую тем… но ты этому помешал, Харри.